КГБ, партизанинг и протесты. Как гомельская семья актеров покидала Беларусь

| Асобы

О смелой паре актеров Андрее и Алесе Бордухаевых-Орлов зрителю, далёкому от театральной жизни, стало известно после того, как артисты первые покинули Молодёжный театр, когда там сменилось руководство. Это стало началом развития новых для Гомеля культурных инклюзивных проектов.


Тогда же чета Бордухаевых стала, что называется, опальной. Гомельские государственные СМИ их не замечали, а идеология пыталась всячески помешать работе.

Про «Тим Театр», который они основали после ухода, услышали не только в Беларуси. Про них написали в английском и американском театральных журналах. Чтобы увидеть их постановки, приезжали из Москвы и Питера. А они в это время пытались бороться за помещение, чтобы театр мог нормально работать. Не помогло — всё равно выгнали.

«Тогда у нас должен был быть совместный проект с Velcom (теперь – А1). Мы должны были вместе проехать с гастролями по всем беларуским специальным учреждениям для незрячих детей.

Мы сделали премьеру, замечательно отыграли спектакль в Минске, а потом ко мне пришел менеджер и передал то, что ему сказали прямым текстом в облисполкоме: «Хотите в Гомеле работать — никаких взаимоотношений с «Тим Театром».

А у нас уже под это были деньги распределены. То есть, мы проплатили это, это, это. И мы после этого оказались не просто у разбитого корыта, мы оказались в таких долгах… Вот этого я нашей власти никогда не прощу», — говорит Андрей.

Долги Андрей с Алесей выплачивают до сих, хотя прошло уже три года. С определенными препятствиями, но дело продолжали.


Свою политическую позицию семья не скрывала: ходили на митинги, писали посты в соцсетях, выкладывали фотографии. Осенью узнали о том, что семьей интересуются в определенных структурах. Это было КГБ. Папочки со скриншотами с акций протеста лежали на столах сотрудников.

Затем последовало увольнение из Дворца Культуры «Белицкий», где на тот момент размещался театр:

«Формулировка там была такая: «Люди, которые не поддерживают курс государства, не имеют права пользоваться его благами», — говорит Андрей.

«Тим Театр» пришлось поставить на паузу и заниматься «Инклюзионом», где ребята работали руководителями с осени 2019 года. То есть под эгидой ГЦК и соответственно гомельским горисполком, а именно отделом идеологии, который тесно занимается «воспитанием» культуры в городе. Собственно, как и в любом городе Беларуси.

При этом, постоянно нужно было быть готовыми к тому, что в любой момент их могли уволить. Зарплату в 220 рублей терять было не жалко. Не хотелось оставлять подопечных.

Финансирования от государства не было. Но театру денег и так хватало: фонд «Разам Тут», который основала семья, покрывал расходы на реквизит и прочие затраты на спектакли. Казалось, впереди ожидает только развитие.

Руководство не стеснялось говорить: «Если вы будете выдёргиваться — желающих на ваше место много». Слова руководства близко к сердцу никто не брал. Остальной коллектив Центра инклюзивной культуры стал для Алеси с Андреем семьёй. Близких людей терять, конечно же не хотелось.

«Первый раз мы эту фразу услышали пять лет назад, когда нас увольняли из «Молодёжки». И то, что там происходит сейчас — непонятно. Ощущение создаётся, что там очень глубокая растерянность. Причём во всех эшелонах, начиная от руководства ГЦК и заканчивая городской и областной идеологиями», — говорит Андрей.

О том, что нужно уехать узнали от надёжных источников — просто предупредили. Срок — до 25 марта. В этот же день они подались на гуманитарные визы. 27 должна была быть премьера спектакля, бросать актёров было нельзя.

Для переезда рассматривались любые варианты, даже Канада. Но в итоге выбрали Польшу — много знакомых уехали именно в эту страну. Да и было к кому ехать.

Занимались партизанингом.

«Конечно, вешали ленточки, расклеивали наклейки, разбрасывали газеты», — говорит Алеся.

«У нас четыре месяца одиночный пикет — наш почтовый ящик раскрашен в бело-красно-белые цвета. На удивление, за это нам ничего не было. То ли у нас хороший участковый, то ли ещё что. Потому что и огоньки у нас висели красно-белые с первого декабря почти до первого марта. И никто не пришёл.

Я думаю, что просто мы были не настолько актуальны тогда, чтобы нас «брать». Но хорошо, когда есть такой запасной вариант. Наверное мы как раз им были», — говорит Андрей.

«С октября у нас на почтовом ящике просто были наклейки, погоня, БЧБ. Раз в десять дней, раз в две недели их срывали. Мы клеили, переклеивали, а потом решили раз и навсегда — масляными красками выкрасить почтовый ящик»

Все декорации и костюмы «Тим Театра» перевезли в надёжное место. С командой расставались с тяжёлым сердцем.

«Большая проблема была — это наши подопечные из «Инклюзиона», потому что мы их, по сути, бросали. Тем не менее, мы нашли человека, который будет продолжать с ними работать, и мы будем контактировать, и связываться, и онлайн никто не отменял.

Но на самом деле, мысли о творчестве или еще о чём-то в этот период десятидневный, когда мы ждали эту визу, когда не было понятно, сможем ли мы купить билеты — нам помогла беларуская диаспора в Гамбурге, особо не было», —говорит Андрей.

27 марта театр отыграл премьеру «Ненормальной». Зал был битком — около ста человек. А актёр театра Женя Васильев, который до этого всегда играл жестами, впервые сыграл голосом. Таким было прощание.

«Большое всем спасибо! Огромное количество людей участвовало в том, чтобы мы смогли сюда приехать. Людей, абсолютно не знакомых друг с другом, знающих только нас. До слёз просто».

Вернуться ли, даже, если ситуация в стране изменится, не знают. Но точно знают, что хотят участвовать в развитии новой культуры, говорит Андрей:

«Особенно хотелось бы делать это в Гомеле. У нас столько творческих людей. Столько возможностей... Я хочу, чтобы нам просто не мешали. Самое мое большое желание — это приехать в Беларусь и понять, что такого института. Как идеология, больше не существует».


Флагшток


«Не закрыты базовые человеческие потребности». Активист из Гомеля попал в лагерь для беженцев в Словакии и рассказал, что его не устраивает

| Асобы | 0

Активист из Гомеля Дмитрий Лукомский после четырех лет жизни в Украине переехал в Словакию, где подал заявление на международную защиту.