Гомельский политик Василий Поляков начал писать мемуары о своем арестантском опыте, Чечерском ИВС и коллегах по несчастью.
Фото: аккаунт Василия Полякова в Фейсбуке
Что–то неладное я почувствовал в первый же день своего задержания, когда дежурный Гомельского ИВС, которому я как–то раньше пообещал, что он скоро сядет, встретил меня радостно, а во время вечерней проверки заговорщицки пообещал, что переведет меня в другую камеру, чтобы я не скучал в одиночестве. Зачем это нужно было делать за день до суда я понял только когда меня перевели в камеру с двумя постояльцами и одним свободным койкоместом на втором ярусе. Сосед с нижнего яруса (человек хороший и душевный, но беспокойный) всю ночь кашлял и подпрыгивал, так что я каждый раз подскакивал, через сон понимая, что во время предстоящего ареста меня будут “воспитывать через коллектив”.
Совершенно неожиданно, на третий день честного отбывания своих суток, меня вывели из камеры, ничего не сказав, усадили в стакан милицейской газельки и куда–то повезли. В соседнем стакане ютилась Светлана Н, так что мы через узкие отверстия между дверцами и стенками стаканов могли обсуждать свою дальнейшую арестантскую судьбу и строить версии. Самой правдоподобной нам показалась та, которая связана с судом, и мы стали морально себя настраивать, что к имеющемуся суточному богатству добавится еще кое-какое в довесок. Но интуиция подвела. Нас привезли... в Чечерский ИВС.
Начальник местного ИВС встретил на пороге своего заведения хотя и без хлеба–соли, но весьма дружелюбно. Во время прохождения традиционной процедуры проверки с раздеванием, он стал виновато объяснять, что никак руки не дойдут купить для своего исправительного заведения коврик, и гостю из Гомеля приходится стоять босиком на голом полу. Я уже хотел было его успокоить, что в Гомельском изоляторе коврик хотя и есть, но он всегда пыльный и стоять на нем ни разу не лучше, но потом передумал, решив, что не буду втаптывать в грязь честь родного ИВС (даже несмотря на то, что он меня так коварно выплюнул на периферию пенитенциарной системы).
Фото: аккаунт Василия Полякова в Фейсбуке
Камера оказалась в конце коридора и пока меня вели, кто–то, услышав коридорную активность, приветственно провозгласил: “Жыве Беларусь!” Как потом выяснилось, это был местный активист Юрий Ковалев, которого решили отвезти в Гомель той же газелькой, которая нас сюда доставила. Не знаю как Светлана Н приняла такой дискриминационный обмен (2 гомельских активиста на 1–го чечерского), но мне он показался несколько несправедливым, но потом рассудив, что в Чечерске активистов намного меньше и ценятся они здесь значительно выше, решил по этому поводу не огорчаться.
Что касается камеры, то первое впечатление было примерно таким же как и в 2007 году, когда я впервые оказался в камере Гомельского ИВС и пытался объяснить сотрудникам, что в туалет мне не надо и мне бы поспать, но потом понял, что это не туалет, а спальное помещение с удобствами, хотя и без кроватей и постельных принадлежностей. Кровати в камере Чечерского ИВС были. Точнее двухъярусные деревянные нары на металлической рамах (как впоследствии оказалось достаточно устойчивые и не реагирующие на беспокойства постояльцев).
На стенах была традиционная шуба, но как-то по быстрому грубо наляпанная и давно не крашенная, так что по сравнению с ней шуба гомельского ИВС уже казалась декоративной и даже художественной. Справа от двери стоял привычный по гомельскому исправительному учреждению узкий продолговатый столик, с которого сидя есть нельзя, так как слишком высокий, а стоя тоже нельзя, так как слишком низкий. Высоко под потолком красовался небольшой стеклопакет, всем своим гордым видом подчеркивая факт наличия цивилизации и в этих широтах.
Жемчужиной камеры был туалет — уверенно расположившееся слева от двери вмонтированное в пол судно, непонятного цвета и происхождения (вполне возможно, доставшееся еще со времен НКВД). От основного помещения судно никак не отгораживалось даже сеткой–рабицей, а было просто частью свободного пространства. Не было у него и привычного по гомельскому ИВС пьедестала. Выше над судном из стены торчала труба, но крана на ней не было… Как потом оказалось, труба реагировала на голосовые сигналы. Нужно было громко сказать: “Вода верх” и тогда через некоторое время из трубы начинала струится вода (главное было не перепутать, так как “вода низ” — это команда для оживления трубы по сливу в судне–унитазе). Местные обитатели камеры впоследствии научили меня делать запасы воды в пэт–бутылки, чтобы лишний раз не напрягать голос, отдавая команды невидимому пульту управления в коридоре.
Соседи по камере произвели на меня хорошее впечатление, особенно после того, как отбывающий из ИВС Юрий Ковалев стал скандировать “Верым, можам, пераможам!”, а они его поддержали возгласами одобрения. Познакомившись, я узнал, что Руслан отбывает свои 5 суток за вождение без прав, а Владимир — за то, что хотел выпить, но денег не было, а охранник в магазине оказался парнем глазастым. Выбирая свое место под солнцем, я хотел было расположиться на нарах ближе к окошку, но мои сокамерники резонно обратили внимание на факт наличия дырки в потолке. И в самом деле, в потолке просвечивалось отверстие диаметром около 3–х см, а на матрасе лежала горка бетонной крошки (на крыше ИВС велся какой-то ремонт). Учтя все эти обстоятельства, я стал обустраивать другую кровать и тут обнаружил, что у меня нет одеяла. Уже хотел было позвать коридорного и указать на упущение, но тут возникла легкая догадка, что если в камере уже есть матрасы, то вполне возможно должны быть и одеяла. Эту догадку подтверждало и реакция лежащих сразу под двумя одеялами соседей, которые притаились, ожидая развязки ситуации. Владимир резонно сообразив, что так как я расположился на втором ярусе над ним, то ему и отдавать, наконец сказал: “Забирай” и отвернул угол второго одеяла. Ухватившись за краешек и успокаивая себя мыслью “ну не с покойника же в конце–то концов стаскиваю”, я рванул одеяло на себя и водрузил его на верхнюю полку, создавая свой камерный уют...
Продолжение следует.
Флагшток